Александр Варго - Не та дверь [сборник]
«Отделался легким испугом», — сказали врачи Виктору Степановичу.
Позже он передал эти слова Васе и усмехнулся.
От языка у Любы осталось около половины. Врачи обнадежили отца, сказали, что дочка худо-бедно сможет говорить, но этому понадобится долго учиться. Многие звуки, конечно же, стали ей недоступны, но и с оставшимися можно было прожить.
Еще врачи сказали, что сделают девочке пластику языка, нарастят его за счет других тканей ее тела. Конечно, прежним ему уже было не стать, но в больнице уверяли, что разницу с нынешним обрубком дочка точно заметит и оценит.
У Женьки оказалась рассечена кожа на животе и совсем чуть-чуть — мышцы под ней. До внутренних органов заклинание ведьмы не дотянулось. Врачи сказали, что останется шрам, чем сын, похоже, очень гордился.
Виктор Степанович рассказал, что тоже увидел квартиру, покрытую волосами, когда Вася в первый раз вернул себе власть над собственным телом.
— Эта мерзавка Женьку испугалась, — предположил он. — Вот и все. Обделалась, сука, только про него и думала, а про нас забыла.
О природе огня, зажженного от самой обычной зажигалки, они с Васей немного поспорили, а затем оставили эту тему в стороне. Разумных объяснений тому, как все волосы, даже те, что были у них под ногами, сгорели вместе с ведьмой, а люди остались целы и невредимы, у них все равно не было.
Дело об убийстве еще не закрыли. Государственная машина неповоротлива, да и времени прошло слишком мало. Но следователь, с которым они перешли на «ты», был уверен, что за этим дело не станет.
Всем непосвященным, и в первую очередь журналистам, рассказали правду. Начальник Виктора Степановича, Илья Георгиевич, пришел на пресс-конференцию и сообщил следующее. Маньяком оказалась парикмахерша. Она едва не расправилась с последними своими жертвами, в том числе со старшим следователем Виктором Побелкиным. После смерти преступницы в квартире начался пожар. Пострадавшим во второй раз кряду удалось уцелеть только чудом, а убийца сгорела.
Журналисты, конечно, спросили про останки парикмахерши.
«Они захоронены», — ответил Илья Георгиевич, и это тоже было правдой.
Криминалисты тщательно собрали весь пепел и угольки с того места, на которое им указал Виктор Степанович, а также в радиусе еще полутора метров — так, на всякий случай, — и закопали за городом, на берегу небольшой тихой речки, у самой воды. Перед тем как прах в запаянном оцинкованном стальном ящичке с выбитым на нем крестом был опущен в яму, священник, которого порекомендовал Вася, отчитал особую службу.
Одному особо настырному журналюге удалось-таки пробраться в палату, где лежал Женя, и поговорить с ним. В тот же день в Интернете появилась новость под заголовком «Ховринским маньяком была ведьма!». Ниже приводились слова Жени о том, что на них охотилась Баба-яга, поймала и почти что убила. Перед этим она пыталась накормить отца и детей органами мамы и бабушки, убитых ею раньше. Но им удалось поджечь ее волосы, и она сгорела.
Читатели не поверили журналисту. Они сочли, что в сознании перепуганного насмерть четырехлетнего малыша парикмахерша-маньяк как раз и предстала в образе ведьмы, которая любит ловить и кушать маленьких детей. Все остальное придумал сам борзописец для красного словца.
Под текстом новости сотни комментаторов убедительно и едко доказывали автору, что ему лучше бросить журналистику и пойти в дворники. Больше пользы принесет. По крайней мере будет убирать грязь, а не плодить ее.
После этого случая Вася поговорил с детьми. Больше никто и никогда не слышал от них ни слова о Бабе-яге.
Понятное дело, коллеги Виктора Степановича не сразу приняли версию о ведьме. Некоторые так и вовсе не поверили. Горыныч оказался среди них, но ему было важнее услышать, что новых убийств не будет, и отрапортовать об этом наверх.
Сомневающихся хватало, несмотря даже на абсолютно лысую голову следователя — врачи сказали, что волосы удалены вместе с луковицами, — и жуткие находки на кухне. Виктор Степанович не стал никого убеждать. Он пожалел о том, что рассказал о Бабе-яге почти сразу же после того, как на эмоциях выложил коллегам правду. С той минуты он ждал только одного — чтобы эта тема наконец-то всем наскучила.
«Запеканка» в духовке, конечно, сильно обгорела. Но и ее остатков хватило для того, чтобы досконально выяснить, из чего ее собиралась готовить парикмахерша. А еще в холодильнике был мозг, изысканно украшенный клубничным вареньем и взбитыми сливками. Любин язык, порезанный на ломтики, вогнал экспертов в состояние, близкое к ступору.
На похороны Али в понедельник дети пошли вместе с Васей. Врачи хотели было оставить в больнице хотя бы Женю, но им пришлось сдаться под коллективным напором всех членов семьи. День выдался тихим и солнечным, очень прозрачным. Решальщик не подвел, выбил для Аллы место рядом с Васиной мамой.
Он не стал заказывать заупокойную службу по жене. Аля была некрещеной. Но когда гроб опускали в землю, он молился своими словами, не теми, которые остались в памяти после нескольких лет хождения в церковь.
Поминки устроили прямо там, возле могил. Впрочем, «устроили» — громко сказано. Разлили по пластиковым стаканчикам водку, выпили, закусили черным хлебом. Постояли, думая каждый о своем, и все — об одном и том же. Потом разъехались кто куда. Родня расселась по такси и отправилась по домам.
Виктор Степанович с Васей и детьми поехали к ним. Тогда-то, после того как Люба с Женей легли спать, они вдвоем и засиделись на кухне за разговором, первым с субботы, потому как раньше просто некогда было.
— Тебе, конечно, интересно, чего это я к ведьме приперся, когда вы там были, — без обиняков начал Виктор Степанович, не забывая тщательно выговаривать каждое слово.
Он усмехнулся и посмотрел в окно, за которым по дороге одна за другой ехали машины.
— Следил я за вами.
Вася прислушался к себе и понял, что признание следователя его не особо удивило и совсем не обидело. В конце концов, это ведь Витина работа — искать преступников и при этом подозревать всех. Раньше, когда Аля была еще жива или сразу после ее гибели — да, он взвился бы на дыбы. Но не теперь.
Оглядываясь назад, Вася видел, что выглядел он и в самом деле подозрительно. Особенно для человека, который ничего не знал о его семье.
Потому он налил им еще по одной и сказал шепотом:
— Понятно. Давно начал-то, Витя? — Вася поднял рюмку. — Давай выпьем за жизнь.
Они чокнулись.
— Если бы давно, — сказал следователь, дернул щекой и отвел взгляд. — Тогда, глядишь, живых было бы больше. Нет, Вася, я только в пятницу вечером об этом подумал, когда от вас вышел. Уж больно все складывалось. Да еще эти ваши рассказы. Я ж целую схему выстроил. Мол, вы тут все с приветом были, кроме матери твоей. Так вы с женой сначала ее убили, чтобы жить не мешала, а потом ты за Аллу взялся. Понравилось тебе такое занятие, понимаешь?
Следователь рассказывал, а Вася молча сидел напротив него и не перебивал. Спустя несколько дней непрерывной практики он уже куда лучше умел понимать сказанное по губам. Конечно, кое-какие слова проскакивали нерасшифрованными, но общий смысл ему все-таки удавалось улавливать.
Тем же пятничным вечером Виктор Степанович распорядился информировать его обо всех сигналах, поступавших в полицию, которые могли быть связаны с делом Ховринского маньяка. Просто сообщать, и точка. Самим на место не выезжать, шум не поднимать, чтобы не спугнуть подозреваемых.
Горыныч после нового убийства получил от начальства, как сказал следователь, втык по самые гланды. Он махнул рукой и закрыл глаза на такое самоуправство. Дескать, делай, если считаешь, что это поможет.
Так вот и вышло, что Виктор Степанович с раннего утра сидел в своей личной машине недалеко от Васиного подъезда. Он прокручивал в голове разговор с сыном, который в субботу проснулся ни свет ни заря и пришел к нему на кухню. Сначала Макс снова, в который уже раз спросил, ловит ли еще папа дядей-преступников?
«Конечно ловлю, сын, — ответил Виктор Степанович. — А почему ты спрашиваешь?».
Тогда Макс попросил его поймать Бабу-ягу.
«Она в парикмахерской. Вся такая холодная», — сказал сын.
Следователь признался Васе, что едва-едва удержался от того, чтобы не сорвать на пятилетнем сыне свое дурное настроение.
— Я уже рот открыл, знаешь ли, и тут увидел его глаза, а в них — себя, — сказал он, глядя в стол.
В итоге Виктор Степанович просто промолчал и сделал все, чтобы выйти из квартиры как можно скорее. Он боялся, что точно сорвется, если Макс снова заговорит об этом. Потом, сидя в засаде у дома Васи, отец никак не мог выкинуть из головы слова сына о Бабе-яге, которая была очень холодной.
Впрочем, когда Вася с детьми вышел из дома, все это разом забылось. Виктор Степанович вылез из машины и не спеша пошел за ними. Поначалу он старался держаться на довольно большом расстоянии от них, но вскоре убедился в том, что подозреваемые и не думают оглядываться по сторонам, и немного приблизился к ним, чтобы уж точно не потерять их из виду.
